(no subject)

когда едешь в метро с утра,
поднимаешь голову вверх,
они катятся вниз проливаются до нутра,
свысока смотришь на всех,
сжимаешь рукой виски.
когда стираешь трусы и носки,
у тебя там не море, а маленькое озерцо,
они падают в таз с водой,
та становится голубой.
вместе с ними теряешь лицо,
оно тоже стекает в таз.
это раз.

когда лежа в постели врешь,
идешь в ванную, там блюешь,
говоришь «вали»,
а он не идет, целует в макушку,
признается в любви,
мудак.
потом до утра обнимаешь подушку,
подставляешь к щеке кулак,
чтоб не рухнула голова.
это два

когда во сне вдруг врубают зуммер,
жестокость будильника
на мотив умер-умер-умер,
встаешь, натягиваешь штаны,
отвозишь ребенка в школу,
по дороге пьешь кокаколу,
дома отвечаешь на звонки,
улыбаешься, раздвигаешь тиски,
назначаешь приятные встречи
прямо на этот вечер,
так спокойно внутри.

это три.

(no subject)

когда едешь в метро с утра,
поднимаешь голову вверх,
они катятся вниз проливаются до нутра,
свысока смотришь на всех,
сжимаешь рукой виски.
когда стираешь трусы и носки,
у тебя там не море, а маленькое озерцо,
они падают в таз с водой,
та становится голубой.
вместе с ними теряешь лицо,
оно тоже стекает в таз.
это раз.

когда лежа в постели врешь,
идешь в ванную, там блюешь,
говоришь «вали»,
а он не идет, целует в макушку,
признается в любви,
мудак.
потом до утра обнимаешь подушку,
подставляешь к щеке кулак,
чтоб не рухнула голова.
это два

когда во сне вдруг врубают зуммер,
жестокость будильника
на мотив умер-умер-умер,
встаешь, натягиваешь штаны,
отвозишь ребенка в школу,
по дороге пьешь кокаколу,
дома отвечаешь на звонки,
улыбаешься, раздвигаешь тиски,
назначаешь приятные встречи
прямо на этот вечер,
так спокойно внутри.

это три.